В первом полугодии 1998 г. экономическая ситуация в России резко обострилась: экспортные поступления как следствие многократного снижения мировых цен на энергоносители драматически сократились. В результате сальдо внешнеторгового баланса РФ за первое полугодие было сведено с дефицитом более 300 млн. долл. США. Одновременно сократились иностранные прямые и портфельные инвестиции, а также приток средств в ГКО-ОФЗ. Дивиденды, выплаченные по вложенным иностранным инвестициям, составили более 8 млрд. долл. США, а общий дефицит сальдо текущего баланса составил 6 млрд. долл.[1]
В таких условиях вполне оправданным можно считать выбор валютно-фондовой биржи как основной формы функционирования финансового рынка. Однако при всех глубоких противоречиях, точнее, несмотря на них, российский финансовый рынок до августа 1998 года развивался, выполняя поставленные перед ним задачи, и мог бы какое-то (возможно, достаточно продолжительное) время существовать и эволюционировать. Непосредственной причиной, ускорившей августовский кризис, стала излишне поспешная по срокам и рискованная по форме либерализация рынка капиталов для иностранных инвесторов, произведенная без введения эффективного контроля над движением иностранных инвестиций и создания работающих механизмов капиталовложений в отечественную экономику.
Внешне российский валютно-финансовый рынок к 1996 г. создавал у иностранных инвесторов достаточно благоприятное впечатление:
· формирование его происходило под непосредственным патронажем Международного валютного фонда и по его рецептам;
· инфраструктура рынка выглядела вполне по рыночному;
· темпы внутренней инфляции были искусственно снижены (на самом деле, путем ограничения роста денежной базы инфляционные процессы были на время загнаны вглубь и мгновенно вырвались наружу, достигнув опять уровня 1992 г., как только в августе 1998 г. сдерживавшие механизмы ослабли);
· “стабилизирован” в рамках “валютного коридора” валютный курс рубля;
· все статистические показатели говорили о скором начале бурного экономического роста;
· активно заработал и начал открываться для иностранных инвесторов рынок государственных ценных бумаг – ГКО-ОФЗ, предлагавший доходность, во много раз превосходившую показатели других стран;
· после президентских выборов 1996 г. в стране на ближайшие 4 года, по ожиданиям иностранных инвесторов, должна была установиться политическая стабильность.
Все это отразилось на присвоении России высоких инвестиционных рейтингов ведущими зарубежными рейтинговыми агентствами.
Таким образом, при помощи государственной поддержки на политическом уровне и путем многократного завышения доходности с экономической стороны предпочтение инвесторов искусственно направлялось в сторону государственных ценных бумаг. Вложения в ГКО-ОФЗ казались им более надежными, хотя, по сути, направлялись на непродуктивное финансирование бюджетного дефицита при полном отсутствии даже самой системы централизованных инвестиций.
Также в целях укрепления у иностранных инвесторов уверенности в надежности сделанных в российскую экономику вложений Банком России в начале 1996 г. было искусственно создано подобие форвардного рынка страхования валютных рисков. Для этого через отечественные коммерческие банки начали проводиться конверсионные операции с опционом (правом отказа через определенный срок от исполнения сделки) по продаже иностранной валюты инвесторам-нерезидентам.
Операции эти были начаты без тщательной проработки при полном игнорировании логики расчета опционных премий и учета в них всех возникающих рисков. За основу при расчете курса обратной конверсии с инвестиционных счетов нерезидентов (счетов типа "С") брался предельный уровень доходности, утверждавшийся Банком России. Начальный уровень доходности был определен как 19% годовых, что на 12 процентных пунктов (почти в 3 раза) превышало тогдашнюю ставку LIBOR. За возможность в последующем реинвестировать вложенные средства нерезиденты уплачивали "премию" в размере 1% от суммы сделки. В условиях отсутствия в стране сколько-нибудь развитого ликвидного рынка долго- и даже среднесрочных капиталов этот "форвардный" рынок в значительной степени носил условный, а значит и весьма рискованный характер.
Теоретически, в случае проведения вместо этого простых операций хеджирования валютных рисков ("своп") только через Центральный банк, против возникающих в результате срочных обязательств, по крайней мере, могли бы создаваться валютные резервы за счет покупки валюты у нерезидентов-инвесторов (в том числе и через отечественные коммерческие банки) на условиях ее текущей поставки ("спот" или других сроков расчетов). Банк России в такой ситуации рисковал бы только потерей разницы между процентными ставками, выплачиваемыми по ГКО-ОФЗ и получаемыми от размещения своих валютных резервов в относительно безрисковые активы на международных рынках (государственные облигации и казначейские векселя США и Германии), а также разницы валютного курса. Эти потери для банка могли покрываться нормальным (т.е. рассчитанным по международным стандартам) форвардным курсом или нормальной опционной премией. Незастрахованные убытки, возникающие из-за межстрановой разницы процентных ставок, перекладывались бы на Минфин, вписываясь в общую инфляционную канву схемы функционирования ГКО-ОФЗ, и не грозили бы "обвалом" всего отечественного финансового рынка.
